Главная › Библиотека Серебряного века › Жизнь и смерть Петра Прихожана
Библиотека Серебряного века
01.05.2015
Жизнь и смерть Петра Прихожана
Людмила Пахомова журналист ЕГМЗ
В апреле 2010 года остановилось сердце челнинского поэта Петра Прихожана. Произошло это в Елабуге в Доме-музее И.И.Шишкина Елабужского государственного музея-заповедника. А ровно через пять лет в Библиотеке Серебряного века состоялся вечер памяти поэта, на который в числе других были приглашены его вдова Галина Владимировна и сын Денис. Они привезли с собой в подарок сборники стихов «Дума о граде Китеже».
Смерть Петра Прихожана была столь необычной и оставила такое неизгладимое впечатление у тех, кто его знал, что речь об этом на вечере памяти заходила не раз. Как не единожды был отмечен мистический характер совпадений, которые её сопровождали.
Наиболее подробное описание случившегося осталось в дневнике Марьям Лариной, которая была очевидицей события: «...Неужели умер? Нет, не может быть! Зажав рот рукой, я сидела не в силах шелохнуться. Это потом уже я увидела себя со стороны, вспоминая, как оцепенела. А тогда все уже покинули зал, остались только мужчины, стараясь всеми способами оживить тело. А я продолжала сидеть на своём месте.
В трёх шагах от меня лежал на ковре человек, который буквально минуту назад читал стихи. Может быть, это было самое лучшее, самое любимое его стихотворение из всего написанного им. Эпиграфом были строчки из Блока...
Тишина стояла гробовая. Никто не успел ни вскрикнуть, ни ахнуть, когда вдруг уже на последних строках стихотворения автор начал склоняться вниз. Его молча подхватили мужчины с первого ряда. И прямо из этой тишины замерших перед красотой словотворчества слушателей он навсегда ушёл в тишину, в вечность.
Спросить хоть тысячу поэтов: «Вы хотели бы умереть вот так?» Мне кажется, ответ был бы один: «Да!» Говорят, на следующий день челнинские братья-товарищи по перу скорбно, но просветлённо выдохнули: «Какая высокая смерть!»
Так в Елабуге 14 апреля умер поэт Пётр Прихожан. В свои 70 лет он выглядел, как могучий дуб. Широкие плечи ещё хранили богатырскую силу, и глаза светились умом. А вот сердце оказалось хрупким...»
Заведующий библиотекой Андрей Иванов напомнил, что когда-то вот также – за работой у мольберта — смерть настигла художника И.И.Шишкина, в доме-музее которого умер поэт.
Пётр Прихожан родился в Крыму. Весной 2010 года он собирался побывать на родине, поправить родительские могилки. Не успел. Но в последние мгновения его жизни Крым непостижимым образом оказался рядом. В красной гостиной музея висел на стене «Пейзаж в Крыму» художника П.П.Верещагина. Да и в Библиотеке Серебряного века вечер памяти проходил в каминном зале, где экспонируются крымские акварели Максимилиана Волошина.
Автор этих строк вспомнила, как в декабре 2008 года в ДК «Энергетик» в Набережных Челнах проходила презентация антологии челнинской поэзии «Под небом высоким». Ей, как верно ответившей на вопрос о последней книге Петра Прихожана (а это была «Новая Илиада»), он собственноручно вручил в подарок антологию. В ней были помещены краткие сведения о каждом авторе стихов. И случилось так, что с помощью именно этой книги поздним вечером 14 апреля было подготовлено и размещено на сайте музея-заповедника сообщение о смерти поэта.
Среди других, опубликованных в антологии стихотворений Петра Прихожана, есть одно под названием «Улыбка Сфинкса», которое таинственным образом оказалось связано со своим автором.
На грешной и неправедной земле, среди руин, убожества и свинства изо всего увиденного мне запомнилась одна улыбка Сфинкса. Кто смысл её сумеет разгадать? Ведь лик доисторического дива и ныне не способны передать ни кисть художника, ни точность объектива. Окутанные маревом пустынь, черты лица расплывчаты и зыбки. Он пережил и взлёт, и прах твердынь… Что кроется в его полуулыбке? Песком засыпав чудище на треть, ветра времён, в непримиримой сшибке, усмешку с камня не могли стереть… Что кроется в его полуулыбке? А этот взгляд из вековечной тьмы! Он что — уже провидел все ошибки? Что знает он? Чего не знаем мы? Что кроется в его полуулыбке? Что гением великого творца сокрыто в этом звере-человеке, знакомое с начала до конца, не познанное присно и вовеки? На фотографии улыбка не видна: она как эхо растворяется в эфире… Она такая может не одна, а, может быть, единственная в мире.
Когда в красной гостиной Дома-музея И.И.Шишкина Петру Прихожану делали массаж сердца, он на несколько мгновений пришёл в себя, открыл глаза и улыбнулся. А потом снова ушёл в небытие, но уже с лёгкой полуулыбкой на губах. Таким его увидели все, приходившие проститься с ним в день похорон.
Пожалуй, первым, кто узнал о случившемся в Набережных Челнах, был поэт Николай Алешков. «Петра Борисовича не хватает, — признался он на вечере памяти. — Не хватает остро ещё и потому, что он не умел лгать. Ни в стихах, ни в жизни. И говорил, как бы ни была горька правда, только её.
Мы познакомились далеко не сразу. Литературное объединение «Орфей» в семидесятые годы вовсю уже заявляло о себе. По средам мы собирались и выясняли, кто из нас гениальнее. А Петру Борисовичу было не до этого, он являлся начальником большого СМУ-1 Автозаводстроя. Кроме стихов, двух прекрасных сыновей и всех других своих дел, он оставил Набережным Челнам первую очередь кузнечного завода.
Позднее Пётр Борисович начал активно участвовать и в «Орфее» и в жизни писательской организации города. Вот тогда-то мы с ним сошлись и, в общем-то, поняли друг друга. Прежде всего, мы поняли, что мы разные. И, надо отдать должное, он умел принять и понять другой голос.
Это был очень надёжный человек. В любое время можно было ему позвонить, посоветоваться. Любые просьбы он выполнял. Его книги говорят о том, что это был, действительно, большой поэт: со своим видением мира, своей интонацией и стилистикой, со своим ломанным ритмом, который, тем не менее, он умел делать таким гармоничным.
Памятной осталась работа по подготовке к печати его капитального труда, его нетленки — авторского переложения «Илиады» Гомера. Не все, в том числе и я, и не сразу поняли: зачем он это делает? Есть известный всем нам классический перевод Гнедича. И я тоже спрашивал: «Пётр Борисович, зачем тебе это? Пять лет ты потратил, а мог бы столько лирических стихов написать».
Он ответил: «Ну как зачем? Вот на обложке этой книги «Новая Илиада» Ахиллес и Агамемнон играют в кости, а потом они будут драться. Мир-то не изменился. Надо же напомнить об этом. А тут такое имя — Гомер. Вот поэтому я и взялся».
Но была у Петра Прихожана ещё одна причина, по которой он принялся за новый вариант древней поэм. Об этом он написал в предисловии книги: «Уважаемый читатель, я не собирался переписывать «Илиаду». Просто с детства страстно хотел её прочесть. Но когда, уже в 90-х годах прошлого века, перевод Николая Гнедича попал в мои руки, первая же попытка прочтения закончилась полным крахом. Дальше середины первой песни, как я ни старался, продвинуться не получалось. Я откладывал книгу на время; брался за неё снова, и снова всё повторялось: не дойдя до десятой страницы, я попросту засыпал. Гекзаметр, возможно, был хорош для древнегреческого языка, но к современному русскому — явно не приспособлен, в нём, как говорится, чёрт ногу сломит... Тогда я стал думать, как этот текст должен звучать по-русски, и записывать приходившие на ум строчки. Чтение пошло легче. Поначалу записи были отрывочными, потом вошли в систему. По ходу чтения я стал всё чаще обращаться к энциклопедии «Мифы народов мира», к другим источникам...
А дойдя до последних песней, обнаружил, что практически переписываю «Илиаду» заново со своими комментариями и лирическими отступлениями.
Так родилась компилятивная поэма «Новая Илиада», написанная на основе перевода Николая Гнедича. В ней сохранена вся хронология событий, описываемых Гомером, и все действующие лица, упоминаемые Н.Гнедичем, а образность, смысл речей и поступков героев, надеюсь, переданы ближе к оригиналу, чем в переводе Н.Гнедича.
При всём при том это совершенно новое произведение, написанное в традициях русской системы стихосложения. Пятистопный ямб с перекрёстной рифмовкой строк в четверостишиях звучит совершенно не так, как гекзаметр, но так ли важно сегодня звуковое соответствие тексту, написанному три тысячи лет тому назад на другом языке?»
Далее П.Прихожан развивает свою мысль о том, что «...сам человек за три тысячи лет изменился мало, если изменился вообще. Его обуревают те же высокие страсти, и он подвержен тем же порокам, что во времена Гомера. Он также готов к самопожертвованию ради близких, но и так же лицемерит, прикрывая высокими словами низменные помыслы, алчность и корыстные устремления. А пьяную похвальбу гомеровских героев в исполнении наших современников можно услышать сегодня в любой, даже трезвой компании».
Читается поэма Петра Прихожана, действительно, легко.
Интересную, связанную с ней историю рассказала челнинская поэтесса Ольга Кузьмичева-Дробышевская:
«Когда я училась в Литературном институте, то увезла эту книгу с собой и у меня её приняли на кафедру зарубежной литературы.
Однажды заходит к нам в аудиторию женщина профессор и возмущённо говорит: «Какое кощунство! Вы представляете, у нас на кафедре появилась книга «Илиада». Открываю, а там какой-то Прихожан! Да как он смел переписать Гнедича!»
А у нас как раз вёл лекцию молодой преподаватель, который ей ответил: «Зато я, наконец, прочитал всю «Илиаду». Ну почему вы считаете, что это кощунство, ведь когда-то Гнедич тоже сделал перевод. И это тот же перевод, только на современный русский язык, чем в своё время занимались Державин и Пушкин».
Каждый выступавший на вечере памяти дополнял образ Петра Прихожана чем-то своим. Елабужский поэт Рахим Гайсин рассказал, что у него хранится копия письма, адресованного поэту знаменитым Борисом Чичибабиным, в литературную студию которого ходил Пётр Прихожан. Он же исполнил песню на стихи Петра Борисовича «Горят над землёю Стожары».
Стихотворений поэта было прочитано также немало. Об одном из них под названием «Я» Галина Владимировна и Денис Прихожан единодушно сказали, что оно как никакое другое характеризовало мироощущение близкого им человека:
Я и этот, я и тот… Я, Вавила и Федот. Я и умный, и дурак. Я — хозяин, и — батрак. Я — солдат, и — командир. Я и «зек», и — конвоир. Я — укушенный, и — клоп. Я и грешник, я и поп. Я и нищий, и — богач. Я и жертва, и — палач. Я и праведник, и — вор. Адвокат — и прокурор… Я — красавец, и — урод. Я и рыба, я — и скот. Я — чухонец, и — чучмек. Словом — русский человек.
Наиболее полный сборник избранных произведений Петра Прихожана «Дума о граде Китеже» увидел свет после его смерти. Книга эта в буквальном смысле потрясает. Невероятной точностью слов, бьющих, что называется, не в бровь, а в глаз. Необычностью и какой-то выстраданностью сюжетов, особенно, поэм. Многогранностью лирического героя, который может быть и тонким созерцателем, и ироничным обличителем:
Видно крест Руси таков — быть страною дураков… От безбожия до веры мы ни в чём не знаем меры: пить — покуда всё пропьём; бить поклоны — лбы побьём; если славим — до небес; травим так, чтоб в петлю влез; если ссора, так — до драки; наша правда — те же враки; наша жалость — до соплей; наша дружба — странный клей: лишь вчера — одной судьбы, мы сегодня рвём чубы; и легко любая власть нас дурачить может всласть. Все народы водят деток в наш театр марионеток, где — за ширмой кукловоды, а на сцене идиоты… И покуда так еси, нет спасения Руси…
Можно идеализировать людей и даже целые народы, можно не раз переписывать историю, но шила в мешке не утаишь. И во все времена найдутся те, кто развенчает ложь и пороки. Будь то Гомер или Пётр Прихожан.
Жизнь и смерть Петра Прихожана